Птица с перебитыми крыльями - Левон Восканович Адян
— Что она здесь делает? — обращаясь теперь уже ко мне и тяжело дыша, спросил Арут.
— Принесла на подпись передачу, — ответил я сухо и жёстко. — И если тебе это не нравится, мы можем сегодня же уволить её. Ты доволен?
— Нет, — бросил Карен. — Я сейчас отведу её к Сильве, вы её знаете, и если Сильва в её присутствии подтвердит, что она той сказала, тогда приговор ясен. — Неуловимым движением парень извлёк из кармана складной нож, нажал на кнопку, и выскочило лезвие.
— Тогда приговор ясен, — повторил он, и ноздри у него раздулись. — Этим вот ножом я убью и её, и вас, и себя.
— Вот что, — сильно разозлился я. — Лучше бы ты начал с себя. Вон отсюда.
Арина невольно вскочила и, понурив голову, выбежала из кабинета.
Карен холодно смерил меня взглядом и, не говоря ни слова, медленно сложил нож, убрал его в карман, оглянулся в дверях и вышел.
Глава двадцать первая
Что да, то да, новый год и впрямь начался неблагополучно. Ну а поздно вечером двадцать первого февраля совершенно неожиданно позвонил завотделом культуры ЦК компартии Азербайджана Азер Мустафазаде. Прежде Азер работал у нас, в русской редакции комитета по радио и телевидению. Потом недолго был представителем Союза писателей в Москве и столь же недолго — заместителем республиканского комитета по печати. В былое время мы с ним, Сиявушем и писателем Сейраном Сахаватом не раз сиживали в ресторанах, однажды встретились в Москве — в ресторане ЦДЛ, словом, были довольно близки.
— Лео, — сказал Азер, — завтра ты должен быть в Степанакерте. Там Рамиз Мехтиев. Зайдёшь к нему в обком, он скажет, что делать.
Рамиз Мехтиев был одним из секретарей ЦК. Прежде мне случалось иметь дело с высоким начальством, раза два бывал в районах с самим Гейдаром Алиевым — в Казахе, Исмаиллы, Агдаме и Мартуни, так что не увидел в этом ничего странного.
— Ладно, — сказал я. — Сейчас уже поздно, поеду завтра.
Однако последняя его фраза, произнесённая вскользь: «Там взбунтовалось несколько стариков, надо бы уговорить их покончить с их старческими бреднями о присоединении Карабаха к Армении», — последняя фраза меня насторожила.
— Да нет, что ты такое говоришь, — возразил Азер. — Ехать надо сегодня. В Тбилиси идут два поезда — в одиннадцать и полвторого. Доедешь до Евлаха, а оттуда всего ничего — километров шестьдесят-семьдесят.
Фраза, произнесённая Азером как бы между прочим, не давала мне покоя. Я задумчиво расхаживал по дому взад и вперёд. Ехать в Степанакерт вовсе не хотелось. Решил позвонить главному, может, он знает что-то конкретное. Главного на месте не оказалось. «Владимир только что ушёл, — с сожалением констатировала его жена Гехецик. — ЦК срочно посылает его в Карабах, в Гадрутский район». Я набрал было номер Азера, чтобы меня освободили от этого дела, но его телефон всё время был занят. Попытался дозвониться до других отделов — то же самое, в ЦК все телефоны либо были заняты, либо никто не брал трубку. Может, Сиявуш знает что-то? Нет, о Степанакерте он ничего не слышал. Я рассказал ему про звонок Азера, добавил, что мне неохота ехать в Степанакерт. «Старик, я тебя понял, — сказал Сиявуш. — Обожди, я тебе перезвоню». Спустя несколько минут раздался звонок, и Сиявуш объяснил, что в Степанакерте перед обкомом проходит митинг, требуют присоединить Карабах к Армении. «Я, старик, отлично тебя понимаю, — снова повторил Сиявуш. — Дело в том, что тебе и ехать плохо, и не ехать, это смотря с какого боку посмотреть. Азера нет на месте, там совещание. Я поговорил с завсектором Хейруллой Алиевым, изложил ему суть дела, он обещал позвонить тебе». И правда, немного погодя Хейрулла позвонил и сказал, что ничего не поделаешь, ехать надо обязательно. «Никуда не поеду, — твёрдо решил я и отключил телефон. — Пускай звонят, сколько влезет». Однако с утра пораньше ко мне домой явился самолично Хейрулла. В дверь позвонили, я открыл и увидел его — здоровенного, ростом выше двух метров, с проседью в волосах.
— Лео, надо ехать, — не допускающим возражения тоном объявил он. — Едет весь ЦК, есть члены политбюро, срочно отправляйся в аэропорт, должен успеть на десятичасовой рейс. Моя машина довезёт тебя до здания касс Аэрофлота. Там я, нарочно, чтоб опоздать на рейс, пропустил два автобуса, в депутатский зал аэропорта явился с опозданием, в десять с чем-то.
— Мест нет, — сказали там. — Ни одного места. «Тем лучше», — подумал я, обрадовавшись удаче. Прямо оттуда, из депутатского зала, позвонил в ЦК, Хейрулле Алиеву, доложил, что в самолёте на Степанакерт мест нет.
— Что значит мест нет? — возмутился Хейрулла. — Будет дополнительный самолёт. Наши работники тоже туда отправляются. Дождись, улетишь с ними… В самолёте нас было всего-то человек семь-восемь. Неподалёку от меня сидел инструктор ЦК Валерий Атаджанян — озабоченный, невесёлый. Остальные были мне незнакомы, беспечно, с шутками-прибаутками попивали кофе.
Настроение у меня немного поднялось, когда самолёт пролетел над Степанакертом и направился на посадку в Ходжалу. Сверху я разглядел, что на площади перед обкомом никого нет. В аэропорту нас встречали. Мы узнали от них, что со стороны Агдама на Аскеран движется толпа азербайджанцев, вооружённая топорами и ножами, лопатами и кинжалами, дубинами и камнями. Толпа рушит всё на своём пути, избивает, истязает десятки, работающих на виноградниках армян, сожгла несколько армянских домов на подступах к Аскерану. Кое-как её задержали-таки военные, около тысячи человек, которые здесь, в горных условиях, проводят учения перед отправкой в Афганистан. Ужаснее всего, что убиты двое азербайджанцев. Брат одного из убитых, некто Гаджиев, заявил, что в его брата стрелял милиционер-азербайджанец.
На площади перед обкомом и вправду не было ни души. Мы поднялись на второй этаж. Здесь уже находился первый секретарь азербайджанской компартии Кямран Багиров, член политбюро Георгий Разумовский, кандидат в члены политбюро Пётр Демичев, другие высокопоставленные функционеры, генералы в форме и без формы. Здесь же был и Борис Кеворков. Я вспомнил, как говорил о нём Гурунц. Этот человек, наводивший некогда страх и ужас, испуганный и жалкий сидел сейчас в зале заседаний и озирался по сторонам, то и дело подталкивая указательным пальцем очки с толстыми стёклами к переносице и взглядом, умолявшим о помощи, смотрел на выступавших.
Однако никто здесь его не жалел, да и никого не жалели. Выступающие метали громы и молнии.
— Прикрываясь фальшивыми речами о дружбе народов, вы годами сеяли вражду к моему народу, — бросил в лицо Кямрану Багирову поэт Вардан Акопян. — Не преследует ли антиармянская эта политика лишь одну цель — избавить Карабах, как в своё время Нахичеван, от присутствия армян? И не заключается ли наша вина только в том, что мы веками верны нашей древней земле
